Джек переводил взгляд с пришельца на мальчика.

— Джек? — прогремела Гвен. Одно дело Катлер — он не был одним из них, но она была частью команды. И требования Янто в ее ухе разъяснить ситуацию делу вовсе не помогали.

— Им нужно стать единым целым. Взгляни на них. — Лицо Джека было исключительно серьезно. Гвен редко видела у него такое, но каждый раз, когда он боролся с собой, принимая решение, которое шло в совершенный разрез со всеми его убеждениями о гуманности. Гвен почувствовала, как ее собственная злоба отступает. Посмотрев на дверь, она увидела кивающую Чери.

— Что сделать, Джек? — Глаза Гвен метались между пришельцем и людьми.

Впервые Джек посмотрел на нее и улыбнулся.

— Ты не понимаешь, Гвен? Вот этот парень — иной, потому что не хочет этот мир. Он хочет изоляции. Полного одиночества. Он не понимает самой концепции общества, компании, коммуникации… — Джек не беспокоился о том, чтобы говорить тихо, наоборот, становился более энергичным, объясняя. — Все, что является частью нашего мира, он прячет за пением. — Он повернулся к Чери. — Я правильно понимаю?

Сиделка кивнула, слезы все еще стекали по щекам, размазывая тушь по лицу.

— И я могу представить, что на Тихой планете наш визитер их эквивалент аутиста. Он хочет контакта с кем-нибудь или чем-нибудь. Поэтому-то он и пошел за музыкой. — Джек взглянул на Катлера. — Поэтому он и убивал лучших певцов. Ради силы эмоций в их исполнении. Чтобы суметь разделить эмоции. — Он слегка покачал головой.

— Чудовищная изоляция и одиночество, которые почувствовал Янто… — Гвен почувствовала, как от понимания стало пощипывать кожу. — Это были эмоции пришельца. Как он живет всю жизнь.

Джек кивнул.

— Ужасно, не так ли? Представь, нет света, нет звука, ничего, кроме самого существования. Нет воспоминаний, чтобы лелеять. Нет чувства любви. Нет осуждения от какого-то подобного тебе, с кем можно быть в контакте. Абсолютное одиночество.

Гвен наклонила голову.

— И что ты предлагаешь делать? Отпустить его? Отправить назад?

— Нет, нам нужно облегчить существование их обоих.

— Как? — нахмурилась Гвен. Она не понимала.

— Мальчику нужна изоляция, а пришельцу нужно что-то, что сделает изоляцию терпимее.

— Джек, просто говори на чертовом английском.

— Вместо поглощения голосовых связок, он должен поглотить ребенка целиком.

Гвен замерла.

— Ты же не серьезно. Как мы можем допустить такое?

Темная и печальная бровь изогнулась в дугу.

— Как мы можем не допустить?

— Ведь… — Гвен шагнула вперед. — Ведь он всего лишь маленький мальчик. Мы должны увести его от этой штуки и послать ее обратно.

Джек покачал головой.

— Не мерь его жизнь своими нормами. Для него здесь ад. И если мы пошлем существо обратно, мы приговорим его. Ты и правда сможешь жить с этим?

— Он прав, — мягко прошептала Чери. — Это то, что нужно Райану. Его мать мертва. Отца мы не видели с момента его появления здесь. У него никого нет. — Она замолкла. — И он ненавидит мир.

— Это сумасшествие, — покачал головой Катлер. — но это по-сумасшедшему имеет смысл.

Гвен посмотрела на идеального ребенка — его волосы слиплись от материнской крови, крошечные руки уделяли рельефному существу больше внимания, чем родившей его женщине когда-либо. Она видела желание в этих руках, жадно пьющих годы темного одиночества существа, пока его юный голос продолжал настойчиво фонировать музыкой, так не к месту рядом с истерзанным остывающим телом.

— Оно втягивает меня назад, — прогавкало существо. — Вам незачем больше бояться меня.

— Скажи мне, — Джек пригнулся между ними. — Ты можешь поглотить все? Можешь сделать мальчика частью себя? Не убивая его?

Существо кивнуло.

Джек повернулся к Гвен.

— Уговор?

— Уговор, — и она была согласна. Катлер пробормотал свое «да», а Гвен даже смотреть не нужно было на сиделку, чтобы знать, о чем та думает.

Джек улыбнулся.

— Тогда давай. — Поднявшись, он присоединился к Гвен у стены.

Пришелец раскрыл расщелину рта и откинул голову назад, вытягивая тонкую шею. Щели на гладком черепе стали шириться, а Гвен смотрела одновременно пораженная и ужасающаяся, как твердая форма стала расщепляться. Там, где Райан касался щеки пришельца, пухлые детские пальцы стали растворяться, соединяясь воедино с темным облаком, которое еще секунду назад было твердой формы, его частицы меньше, чем масса пришельца пульсировали, пока два тела не воссоединились в одно тонкое облако. Гвен была уверена, что видела тень улыбки на его лице, пока он не испарился.

Темная туча нависла над ними в идеально безмятежном миге, а потом вылетела через окно в небо, исчезая в Рифте и на другом конце вселенной.

Последние отзвуки «Иисуса Милосердного» зависли в воздухе как недосягаемое послевкусие; призрак всей той музыки, за которой от мира прятался Райан. А потом вдруг они оказались в тишине.

Часы на стене громко затикали, настаивая на том, что мир неумолимо движется вперед. И наконец Джек улыбнулся.

— Итак, в межпланетном общении сделан большой шаг вперед. — Он мигнул Гвен. — То есть, давайте признаем это. Невозможно стать ближе, чем эти двое.

— Харкнесс? — Катлер прильнул к дверной раме. Сложив руки на груди, он кивнул в сторону сиделки. Чери прошла в маленькую комнату, смотря через разбитое окно, на лице застыла маска страха, несмотря на бьющий по глазам дождь. — Боюсь, она может прибегнуть к сильным напиткам?

— О, поверь мне, мы знаем способ получше.

— По-любому, — сказал Катлер, доставая из кармана мобильник, — позову команду, чтобы прибраться тут. Если у вас нет возражений?

— Действуй. Она нам не нужна.

Гвен посмотрела на застывшее, смирившееся выражение лица покойной и гадала, как бы та приняла результат. Она надеялась, что женщина была бы счастлива за своего ребенка. Гвен вздохнула. Бессмысленное занятие. Если ты мертв, то мертв. Беспокойства этой женщины закончились.

Поворачиваясь, Гвен оставила комнату и ее ужасное содержимое позади. Казалось, в последнее время было слишком много смертей. Неожиданно она ощутила острую необходимость побежать домой, обняться с Рисом, съесть китайской еды на вынос на диване и притвориться, что в мире все в порядке. И всего на пару часов это возможно. Рис оказывает на нее такое влияние. Он может быть не самым захватывающим мужчиной на планете — что Гвен уж знала наверняка, с тех пор как стала работать с человеком, который претендует на звание — но Рис был самым надежным и он любил ее, а под конец дня, чего еще сильнее она могла бы желать?

Джек сжал ее руку.

— Ты в порядке?

— Аха. — Прогоняя темное облако с лица, она улыбнулась. — Да. Просто рада, что все закончилось.

Покидая центр для детей-аутистов Хаванна, впервые за день Гвен была счастлива почувствовать тяжелые дождевые капли, скатывающиеся с волос.

Глава двадцать седьмая

Джек надолго припал к бутылке с водой, пока мужчина счищал барный стул рядом с ним и садился.

— Думал, ты отвалишь от меня.

Катлер улыбнулся. Он все еще был в том же костюме, несмотря на время; было рано, а настроение лучше.

— Ты шутишь? Везде, куда бы я ни пошел, меня находят по телефону.

Джек улыбнулся.

— Но думаю, в этот раз они немного милее, когда ты отвечаешь.

— Может быть, — Катлер кивнул бармену. — Джек Дэниелс с кокой и еще одну бутылку того, какой бы хренью ни была его выпивка.

Бросив десять фунтов на стойку, Джек опередил наличку Катлера.

— Я угощаю. — Он посмотрел на детектива. — Давай назовем это угощением на прощанье. — Он замолк. — Я так понимаю, ты покидаешь Кардифф? И не едешь на Оркнейские острова?

— Ты верно понимаешь. — Засунув деньги обратно в карман, Катлер прильнул к стойке. — Вызвали обратно в Лондон. Кажется, шумиха вокруг меня улеглась.

— Поздравляю.

Они чокнулись каждый своей тарой, и звук звонко прозвучал в полупустом баре.